Борис КагарлицкийИ
в самом деле, именно славы борца за интересы трудового народа
недоставало опальному олигарху для того, чтобы считаться полноценным
политическим заключенным. Одно дело, когда человек пострадал в ходе
борьбы за власть внутри элиты. Здесь страсти тоже кипят нешуточные,
жертвы приносятся немалые. И герои шекспировских трагедий, брошенные в
темницы Тауэра, могут вызвать наше сочувствие, но они – не
политзаключенные. Их политика не имеет ничего общего с политикой,
затрагивающей интересы масс.
В качестве политического заключенного правильнее всего быть левым.
Особенно – в России. Тогда можно встать в один ряд с Бакуниным,
Кропоткиным и другими жертвами царских застенков. Да и мировое
общественное мнение испытывает куда больше симпатии к человеку, который
пострадал за народ, чем к бизнесмену, осужденному за неуплату налогов –
даже если приговор был не слишком убедителен с точки зрения закона.
Либеральная пресса уже сравнивает Ходорковского с Нельсоном Манделой. А
Мандела, хоть и был потомком королевского рода и человеком не бедным,
но в тюрьму угодил из-за связей с коммунистами.
У Ходорковского, однако, есть проблема. На свободе он ни малейшей
симпатии к левым идеям не выказывал. Он был либералом, и, надо сказать,
либералом терпимым (в отличие от других российских представителей этого
достойного течения, которые искренне убеждены, что за малейшее
отклонение от либеральной ортодоксии надо расстреливать). Даже когда
хозяин ЮКОСа вкладывал деньги в КПРФ, он делал это по соображениям
весьма далеким от идеологии. Человек с левыми взглядами не дал бы КПРФ
ни гроша.
Левизна стала сквозить во взглядах опального олигарха лишь после того,
как он оказался в застенке. Конечно, это тоже вполне в духе русской
культуры: попав в тюрьму, бывший магнат начинает думать о жизни,
страдает от угрызений совести и, в конечном счете, становится новым
человеком. Однако текст, опубликованный в газете «Ведомости» под
заголовком «Левый поворот», не вызвал среди самих левых ни малейшего
энтузиазма. Прошло некоторое время и появилось продолжение: «Левый
поворот 2».
Надо отметить, что второй текст гораздо более детализирован, нежели
первый, однако интереса в обществе вызвал значительно меньше, ибо
оказался лишен элемента сенсационности. Вообще показательно, что чем
более подробно и внятно Ходорковский высказывается, тем меньше его
обсуждают. Статью о кризисе либерализма обсуждали около месяца, горячо
и активно, писали на неё ответы, устраивали дискуссии. Первая статья
про «Левый поворот» была темой многочисленных комментариев. На вторую
реагировали лишь дежурными заметками, как и на любую новость, которую
проигнорировать нельзя, но и обсуждать не особенно интересно. Однако
мысли «заключенного №1», как прозвали опального олигарха журналисты,
всё же заслуживают внимания.
Прежде всего, бросается в глаза, что свои статьи о «Левом повороте»
Ходорковский публикует в правых изданиях, в деловой прессе. Другой он
просто не знает и в других категориях не мыслит. «Левизна»
Ходорковского вообще сочетается с полным отсутствием интереса к левой
мысли. Реальное левое движение в России и мире для него интереса не
представляет, что производит особенно гротескное впечатление во второй
статье. Автор сначала сообщает, что его спрашивают: «Существуют ли
сегодня в России дееспособные, современные оппозиционные силы с левыми
и леволиберальными взглядами?» (КоммерсантЪ, 11.11.2005, № 212) А затем
преспокойно оставляет этот вопрос без ответа и переходит к другим темам.
Куда больше интереса у Ходорковского вызывает вопрос о том, как
преодолевать структурный кризис российской экономики. Сформулированный
им рецепт состоит из нескольких элементов. Во-первых, надо смелее
тратить деньги стабилизационного фонда. Из этих средств можно
финансировать «переход от экономики "нефтегазовой трубы" к "экономике
знаний"». Во-вторых, надо обеспечить резкий рост населения, причем так,
чтобы обойтись без мигрантов (исключительно за счет всевозможных мер по
стимулированию рождаемости). В-третьих, надо ввести одноразовый налог,
через который правящий класс «откупится» от народа, компенсировав
общество за несправедливость приватизации. Налог должен быть примерно
равен годовому обороту каждой крупной компании. Есть ещё ряд положений,
но они настолько банальны, что на них нет смысла останавливаться.
На первый взгляд, идеи Ходорковского выглядят достаточно
привлекательно, хотя сразу бросается в глаза, что в них нет совершенно
ничего левого. Это не более чем перечень мер, которые должно
осуществить ответственное либеральное правительство для обеспечения
стабильного развития отечественного капитализма. Однако при более
внимательном чтении бросается в глаза, что, несмотря на кажущуюся
серьезность, эта программа насквозь утопична. Вот, как Ходорковский
видит будущую хозяйственную систему: «40% – "экономика знаний"; 40% –
нефть, газ, металл, лицензионное производство; 20% – сельское
хозяйство, включая переработку и торговлю». Легко заметить, что в этой
схеме вообще нет места для промышленности. Понятно, что автор опирается
на модные теории относительно информационного общества, но проблема в
том, что эти теории неверны. Любой серьезный государственный муж на
Западе уже давно знает, что опорой «экономики знаний» является сильная
промышленность. Даже если западные концерны физически переносят в
страны Азии часть производства, они продолжают развивать корпоративный
производственный потенциал.
«Знания» оказываются востребованы ровно постольку, поскольку существует
нуждающаяся в них промышленность. Страна без самостоятельного
промышленного потенциала будет поставлять знания за границу по дешевке
ровно таким же образом, каким сейчас поставляет сырье. В экономическом
смысле сырьевая экономика без промышленности, конечно, выгоднее, чем
очень дорогая и крайне уязвимая «экономика знаний» без промышленности.
Демографические планы Ходорковского вообще не выдерживают элементарной
критики. Рост уровня жизни сам по себе резкого роста рождаемости не
вызывает, иначе сейчас на планете самыми массовыми народами были бы не
китайцы с индусами, а шведы с финнами. В лучшем случае политика
стимулирования рождаемости приведет к стабилизации населения на уровне
140-150 миллионов, остановив депопуляцию России. Кстати, нет никакой
катастрофы, если население останется на этом уровне. Особенно, если
будет расти производительность труда. Но в любом случае надо выбирать:
либо ориентироваться на нынешнюю численность населения, либо добиваться
требуемой Ходорковским численности в 220-240 миллионов за счет
иммиграции. В том-то и беда, что бывшего хозяина ЮКОСа волнует не
жизненный уровень людей, а наличие большого количества рабочих рук для
отечественного капитала. Рабочей силы должно быть много.
Что касается обещания «лигитимировать» приватизацию через одноразовый
налог, то здесь Ходорковский ошибается наиболее капитально. Непонятно,
почему мы, как общество, должны удовлетвориться тем, что нам вернут
небольшую часть награбленного. И смешно думать, будто левые перестанут
требовать экспроприации после того, как капиталисты побалуют
чиновников, выложив в бюджет некую кругленькую сумму. Либо необходимо
пересмотреть итоги приватизации в целом, создав новую общественную
систему (и заодно разогнав нынешнюю бюрократию), либо надо оставить всё
как есть, поскольку никаких структурных преобразований план
Ходорковского всё равно не предполагает.
Будучи представителем крупного бизнеса, Ходорковский должен, вроде бы,
являться человеком практичным. Откуда же столь откровенный утопизм,
сквозящий буквально в каждой строчке его текста? Быть может, это
результат тюремного заключения, длительной изоляции? Вряд ли. Скорее,
проблема лежит в иной плоскости. «Заключенный №!» остается убежденным
сторонником капитализма и защитником существующей системы. Именно
поэтому он не в состоянии задуматься о решениях, которые лежат за
пределами нынешнего экономического строя. А главное, он не отдает себе
отчета в системных противоречиях периферийного капитализма российского
образца. Эти противоречия порождены местом нашей страны в мировом
разделении труда и кризисом самого глобального хозяйственного порядка.
С помощью частичных улучшений и одноразовых мер подобные болезни не
лечатся.
И, наконец, главное. Автор «Левого поворота-2» не случайно обошел
стороной вопрос о движущих силах социальных преобразований. Если не
верить в заведомо утопический сценарий – Путин возвращает Ходорковского
из Сибири, делает его премьер-министром с диктаторскими полномочиями и
отправляется на покой в Германию – становится совершенно ясно, что
никто и никогда план Ходорковского реализовывать на практике не будет.
Левый поворот невозможен без массового движения и без прихода к власти
новых политических сил. Если подъема массового движения не будет, если
такие силы не сформируются, то разговоры о любых поворотах теряют
всякий смысл. Но если события развернутся иначе, если мы увидим новый
подъем массовой оппозиции и возникновение на левом фланге серьезного и
радикального политического движения, то такому движению Ходорковский с
его планами будет не нужен.
«Заключенного №1», конечно, жаль. Плохо, когда тебя лишают свободы. Но
беда не только в том, что у бывшего руководителя ЮКОСа ограничено
пространство для передвижения. Интеллектуальной свободы для себя он
тоже не завоевал, оставаясь рабом праволиберальной идеологии. Вот
почему, как ни крутись, никуда придти не удастся. Стоя на месте,
Ходорковский совершил последовательно два поворота влево, вернувшись,
как легко заметить, на исходную точку. На правом фланге.